Пространственные конструкции в древнерусском языке в сопоставлении с древнеболгарским языком

Пространствени конструкции в староруски език, съпоставени със старобългарски.

Румяна Павлова  (автор)

Твърда корица, среден формат  |  240 стр.  |  355 гр. 

(неизползвана книга в отлично състояние)

*

Съдържание (виж второто изображение)

**

Из "Введение"-то към книгата

Выбор темы и материала; трудности разработки проблемы; задачи исследования

В настоящем исследовании рассматриваются грамматические средства (предлоги, беспредложные формы), которые использова­лись в древнерусском и в древнеболгарском языках для выраже­ния пространственных отношений. Близость грамматических средств, выражающих пространственные отношения (в религиозных памят­никах — идентичность), в плане формальном и функциональном вполне естественна, если учитывать два момента: 1) Без сомнения, в древнерусском и древнеболгарском языках были общие элементы, обусловленные происхождением от одного предка, тем более, что в пространственную сферу, отражающую по сравнению с дру­гими логико-грамматическими отношениями низшую степень аб­стракции, включаются многие древние по своему происхождению беспредложные формы и простые, первичные предлоги. Беспред­ложные падежные формы исторически старше предложных. По мнению исследователей, предлоги на древнейшей стадии сущест­вования индоевропейского языка были самостоятельными словами наречного типа, которые, в сущности, не соединялись ни с суще­ствительным, ни с глаголом, но относились ко всему предложе­нию.^[1] С течением времени они стали объединяться либо с сущест­вительным, либо с глаголом; это произошло и в общеславянском^[2]. 2) Не надо забывать, что „в течение длительного времени старо-авянский язык (древнеболгарский) был на Руси литературным языком"^[3], что является другой причиной наблюдающейся близости пространственных   конструкций   в древнеболгарских  и древне­русских текстах.

Несмотря на очень близкое родство, обусловленное единст­вом происхождения,древнерусский язык и древнеболгарский язык явно отличались на всех лингвистических уровнях. Без сомнения, были различия и в выражении пространственных отношений. Для истории русского языка особенно важное значение приобретает установление пространственных форм и их функционирование в устном, народном древнерусском языке. Возникает вопрос: воз­можно ли восстановить картину употребления пространственных форм в живом древнерусском языке? Ответить на этот вопрос очень трудно. Неслучайно то, что эта проблема в таком свете не ставилась и не разрабатывалась в исследованиях по истории русского языка. Имеющиеся в лингвистической литературе работы о простран­ственных предлогах не удовлетворяют нас главным образом по той причине, что пространственные грамматические средства, упо­требленные в древнерусских   письменных  памятниках, обычно безоговорочно считаются принадлежностью русского языка. Таким образом, эта сложная проблема решается самым легким путем, в упрощенном и потому часто неверном виде*. О древнеболгаризмах в этой языковой области или вовсе не говорится, или упоминается вскользь. Фактическое положение вещей намного сложнее. Мы не располагаем „чистыми" древнерусскими текстами. Как справед­ливо отмечает Ф. П. Филин, „вне всякого сомнения, письменность на Руси распространилась вместе с старославянскими книгами, образование достигалось при помощи старославянского языка" и поэтому „приходится по крупицам собирать сведения о диалект­ных явлениях, скупо и весьма неравномерно пробивающихся через броню старославянского языкового стандарта"⁵.

Очевидно, исследование древнеболгарских пространственных конструкций является обязательным условием, ибо в силу сложив­шихся исторических обстоятельств невозможно разрешить вопрос об особенностях употребления древнерусских пространственных форм вне сопоставления с древнеболгарской системой граммати­ческих средств, выражающих пространственные отношения".

Становится несомненным, что при подборе древнерусских па­мятников для исследования надо учитывать различные в жанро­вом отношении тексты. Для целей нашего анализа целесообразнее всего сопоставлять особенности употребления пространственных форм в грамотах и летописях. Грамоты дают „ценнейший для исто­рика языка материал, в наибольшей степени из всех древнейших па­мятников письма отражающий живую речь"^[4]. Утверждение, что „язык грамот почти полностью лишен книжно-славянского влияния"^[5] кажется несколько преувеличенным; даже „и на языке безыскус­ной переписки, представленной в берестяных грамотах, не могло не сказаться сдерживающее по отношению к диалектным особенно­стям влияние книжной традиции"^[6]. Все же мы можем опереться на материал, извлеченный из древнерусских грамот, как на один из надежных (если не самый надежный) критериев отнесения ка­кой-либо пространственной формы или функции к народно-разговорному древнерусскому языку. Отрицательным качеством материала из грамот является то, что почти все они более позд­него происхождения, и по ним трудно судить о пространственных формах XI века, трудно себе представить их функционирование и в XII веке. Известно, что в лексическом отношении язык грамот не очень богат и разнообразен, но пространственные формы в силу высокой частоты  употребления  представлены  в  них широко.^[7]

_____________________

^[1] А.   М е й е. Основные особенности германской группы языков, М., 1952, с. 131; И. М. Тройский. Очерки по истории латинского языка, М., 1953, с. 94—95.

^[2] А. Мейе. Общеславянский язык. М., 1951, с. 370—371.

^[3]С. Б. Бернштейн. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961, с. 81,

^[4] См., например, работы: Т. П. Л о м т с в. Очерки по историческому синтаксису русского языка. М., 1956, VIII, с. 293—327; Р. В. X в о р о в а. Распространение глаголов именами существительными в языке Лаврентьев-скоп летописи (пространственные отношения). Ученые записки МГПИ им. В. И. Ленина, № 353, М., 1970, с. 505—527, как и другие исследования.

^[5]Ф. П. Филин. Происхождение русского, украинского и белорус-кого языков, Л,. 1972, с. 91.

^[6] Нами сделана сплошная выборка материала из древнеболгарских па­мятников Зографского евангелия и Супрасльской рукописи. Для выявления вариантов (разночтений) используются тексты Мариинского, Ассемапиева евангелий и Саввиной книги; в некоторых случаях, как дополнительный терий, сопоставляются совпадающие гомилии Супрасльского и Успен­ского сборников. Э. Благова доказала, что гомилии Успенского сборника, переведенные с греческого, „довольно хорошо соблюдают первичный старо­славянский текст, синтаксическо-стнлистический облик и словарный состав и что на них можно опираться как на один из важных и хорошо сохранив­шихся памятников старославянской письменности" — см.: Э. Благова. Гомилии Супрасльского и Успенского сборников. — Исследования неточ­ное по истории русского языка и письменности. М., 1966, с. 87.

^[7] В. И. Борковский. Синтаксис древнерусских грамот (простое предложение). Львов, 1949, с. 8.

^[8] И. С. Улуханов. О языке древней Руси. М., 1972, с. 17.

^[9] Ф. П. Фил и н. Происхождение русского, украинского и бело­русского. . . , с. 91.

^[10] Нами просмотрены все грамоты, собранные в Материалах картотеки Словаря древнерусского языка XI—XIV вв. в Институте русского языка АН СССР. Пользуюсь случаем выразить свою самую сердечную благодаргь Л. П. Езиреня и другим сотрудникам Института русского языка за любезность и отзывчивость, которую я встретила с их стороны при работе Ы   материалами картотеки.